К. Фили
...В античности женщины-философы или ученые были редкостью; случай Гипатии - исключительный. Ее отец Теон [28] (родился ок.
Теон - один из последних ученых, сотрудничавших с александрийским Мусейоном [40]. Получив прекрасное образование [41], он отдавал предпочтение занятиям математикой и астрономией [42], изучал Евклида и Птолемея [43]. Философию же Теон не преподавал. Однако такие авторы, как Сократ Схоластик [44], Гесихий [45], Феофан [46] и Малала [47], называли его “мудрейшим из философов”, поскольку после Аристотеля математику стали считать разделом теоретической философии [48].
Гипатии [49], выросшей в интеллектуальной среде и получившей от отца блестящее образование, были близки научные интересы Теона. Поэтому неудивительно, что она со временем становится его ближайшим сотрудником. Говорят, что она даже превосходила своего отца, ибо, как пишет Дамаский, была по природе “талантливее и утонченнее”.
Жизнь Гипатии, совпавшая по времени с разрушением старого языческого и рождения нового христианского мира, окутана легендой. Рождению этой легенды во многом способствовала скудость исторических свидетельств о ее жизни. Наиболее важным и ценным источником о Гипатии является “Церковная история” ее современника константинопольского законоведа Сократа Схоластика (ок. 379–450 гг.) [50], представляющая продолжение “Истории Церкви” Евсевия Кесарийского [51]. Хорошо информированный о византийских политических и церковных делах, Сократ был к тому же непосредственным свидетелем событий, описанных им затем в главах “Церковной истории”, посвященных Гипатии.
Другим ценным источником служат “Письма” [52] Синесия [53] из Кирен [54], адресованные Гипатии [55]. Синесий, обучавшийся у Гипатии в Александрии с 390/393 г. по 395/396 г., до самой смерти [56] (он умер раньше Гипатии) сохранял величайшее уважение к своему учителю [57]: став епископом Пентаполя Ливийского [58], Синесий продолжал посылать ей свои работы [59].
И, наконец, третьим ценным источником остается “Хроника”, написанная Иоанном, епископом Никиу [60] (Нижний Египет), в VII в. Сохранившаяся в эфиопской рукописи (та, в свою очередь, восходит к арабскому источнику), она воскрешает события, связанные с преподавательской деятельностью Гипатии и ее трагическим концом.
Разумеется, существует ряд второстепенных источников, таких, как “Хронография” [61] антиохийского хронографа Иоанна Малалы (491–578 гг.), “Жизнь Исидора” Дамаския [62], “Суда” [63] (известный византийский лексикон X в.) и краткая биография Гипатии, написанная в VI в. Гесихием и включенная им в “Ономатологос” - лексикон греческих авторов (в оригинале не сохранился) [64]. Все эти источники до некоторой степени компенсируют недостаток прямых свидетельств о жизни Гипатии.
Интеллектуальная деятельность Гипатии привлекала к ней множество самых разных людей, считавших ее своим учителем. К
Из “Писем” Синесия нам известны имена некоторых учеников Гипатии - Теотехна [68], Афанасия [69], Феодосия [70] и Гая [71]. В письме [72] Геркулиану [73] Синесий пишет о том, что в кружок Гипатии входили высокие военные сановники (comes) [74] и архонты (благородные), как, например, Пентадий и Гелиодор. Пентадий в 403–404 гг. занимал должность императорского префекта Египта. Синесий называет его “приятнейшим и образованнейшим человеком”. Дамаский указывает на то, что Пентадий посещал кружок, где Гипатия читала лекции для образованной публики. Что касается Гелиодора, которого Синесий характеризует как человека весьма образованного [75], то из-за недостатка свидетельств, мы не можем с уверенностью сказать, что он был учеником Гипатии. (Гелиодор был риториком и законоведом при дворе императорского префекта в Александрии [76]).
Возможно, что среди учеников и слушателей Гипатии были священнослужители или те, кто готовился к принятию священнического сана [77; 78]. Все, в ком было желание изучать философию, стекались к ней отовсюду: христиане и язычники; те, кто относился с сочувствием к христианству или уже находился на пороге крещения [79]; из Кирен и Фиваиды, Сирии и Ливии, Константинополя и отдаленных областей империи приходили к Гипатии, чтобы под ее руководством приобщиться к богатству греческого наследия.
В поношенном плаще (tribon), который в те времена носили философы [80], она появлялась на улицах Александрии без сопровождения [81] и публично излагала [82] сочинения Платона [83] и Аристотеля [84; 85]. “Во времена поздней античности интеллектуальная монополия принадлежала божественному Платону; ... его имя считалось абсолютным авторитетом” [86]. Гипатия учила своих “студентов” относиться к философии [87] как к своего рода религиозной тайне [88] (очевидный отзвук идей седьмого “Письма” Платона), считать философию “самой непоколебимой из всех непоколебимых вещей”. По свидетельству Синесия, “она была истинным проводником по тайнам философии” [89].
Возможно, что, следуя пифагорейской традиции [90], Гипатия установила два уровня обучения: помимо узкого круга посвященных, она также читала лекции для широкой публики [91; 92].
В своих лекциях Гипатия не ограничивалась философией [93] (которая и во времена классической античности, и в период эллинизма оставалась уделом аристократии), а обучала также математике [94], включая арифметику, геометрию, астрономию [95] (которую, исходя из платоновского понимания этой науки, Гипатия считала вершиной знания [96]) и музыку [97], т.е. дисциплины, которые Боэций впоследствии назвал квадривием. Но все же математические дисциплины рассматривались Гипатией лишь как ступени, ведущие к метафизическому познанию. Свою основную задачу она видела в исследовании тайны бытия [98].
Мы можем предположить (на основании встречающихся в источниках ссылок на ее произведения [99]), что на лекциях Гипатия излагала принципы геометрии по “Началам” Евклида и “Коническим сечениям” Аполлония, арифметики по “Арифметике” Диофанта [100] и астрономии по “Альмагесту” Птолемея.
К сожалению, нам неизвестны ни философские взгляды [101], ни математические результаты Гипатии. Вероятно, после ее трагической гибели все написанное ею было уничтожено [102]. Сохранились лишь ссылки на ее математические и астрономические работы. Так, из “Суды” известно, что “она написала комментарий к Диофанту, астрономическим таблицам и “Коническим сечениям” Аполлония” [103]. Неутомимый исследователь греческой науки П. Таннери [104] указывает на то, что Гипатия написала комментарии к “Арифметике” Диофанта и астрономическим таблицам “Альмагеста”, которые ранее комментировал ее отец.
В книге “История диофантова анализа от Диофанта до Ферма” И. Г. Башмакова и Е. И. Славутин [105] (в главе “Кто был автором арабской версии “Арифметики”” [106]) ставят вопрос о создателе текста, положенного в основу найденной немногим более 20 лет тому назад арабской рукописи. Известные русские историки математики полагают, что автора трактата, переведенного Костой Ибн Лукой [107], следует искать в среде александрийских и византийских ученых IV–VI вв.
Исключив византийских авторов Георгия Пахимера (ок. 1242–ок. 1310 гг.) [108] и Максима Плануда (ок. 1255–ок. 1305 гг.) [109], комментарии которых на “Арифметику” Диофанта были написаны на 300–400 лет позднее перевода Косты ибн Луки, Башмакова и Славутин приходят к выводу, что арабская рукопись является не частью “Арифметики” Диофанта, а самостоятельным произведением на ту же тему, написанным неизвестным, но хорошо разбиравшимся в методах Диофанта комментатором. Но в период между V–IX вв. жил лишь один математик, о котором источники говорят как о комментаторе “Арифметики” Диофанта. Это - Гипатия (см. “Суду”). Кроме того, нам ничего не известно о других математиках высокого уровня, живших в этот период. “Таким образом, - заключают Башмакова и Славутин, - можно предположить, что арабский фрагмент является переводом аннотированного ею текста. Если так, то это - единственное сочинение Гипатии, сохранившееся до наших дней” [110].
Математические достижения [111] Гипатии получили высокую оценку современников [112]. Несомненно, что ее репутация была выше, чем у других александрийских ученых. Характерно высказывание Сократа из его “Historia Ecclesiastica”: “Она достигла таких высот познания, что превзошла всех философов своего времени; наследница платоновской школы, возрожденной Плотином, она читала философские лекции всем тем, в ком было желание услышать” [113].
В то время главой александрийской Церкви и духовным лидером христиан был патриарх Теофил, занимавший жесткую позицию не только в отношении александрийских язычников, но и христианских монахов, поселившихся в пустыне Нитрия [114] (часть из них, будучи последователями Оригена, была вынуждена покинуть Египет). Напомним, что нетерпимость Теофила сыграла роковую роль в отставке и смерти (на пути в ссылку) одного из величайших учителей греческой православной Церкви константинопольского патриарха Иоанна Златоуста [115].
Теофил был выдающимся теологом; но одновременно он известен и как человек “властный, раздражительный, неразборчивый в средствах, готовый в своем стремлении к первенству использовать как чернь, так и монахов против своих противников - александрийских иудеев и язычников” [116].
Тем не менее при Теофиле Гипатия и ее окружение продолжали свою деятельность, не только не подвергаясь преследованиям, но и пользуясь полной интеллектуальной свободой. Положение изменилось, когда на епископскую кафедру Св. Марка взошел Кирилл, племянник Теофила. Избрание Кирилла [117] (положившее начало периоду волнений и насилия) ознаменовалось продолжавшимися в течение трех дней столкновениями [118] между сторонниками Кирилла и Тимофея - другого претендента на патриархат. Тимофей был архидьяконом при Теофиле; ему оказывал содействие таинственный Абунданций, которого источники называют “предводителем военной когорты” (militaris ordinis ductor). В конечном итоге Кирилл одержал верх и 17 октября
Избрание Кирилла привело к усилению влияния религиозных иерархов на городские дела. Движимый необходимостью искоренения ересей, Кирилл начал кампанию по очищению Церкви. Первыми его шагами стали: изгнание из Александрии последователей Новациана, закрытие их церквей, конфискация церковной утвари и лишение их епископов прав на совершение богослужений [119]. Преследования последователей Новациана спровоцировали напряженность в отношениях между решительно настроенным патриархом и амбициозным императорским префектом Египта Орестом (ключевой фигурой в драматической гибели Гипатии), - напряженность, которая нарастала по мере приближения развязки [120].
Орест, занимавший в 412–415 гг. должность императорского префекта Египта, несомненно, был христианином [121]. После прибытия в Александрию, возможно, следуя примеру местной элиты [122; 123], он, привлеченный репутацией Гипатии, стал посещать ее открытые лекции, предназначенные для высокообразованной публики [124] (членов местного совета, высших государственных чиновников и т.д.). Как свидетельствует Иоанн из Никиу, Орест, кроме того, “привлек к ней много христиан” [125].
По-видимому, ученики и слушатели Гипатии, воспитанные в традициях греческой “paideia” - семи свободных искусств, могли удовлетворить свою страсть к познанию без ущерба для религиозного чувства. День ото дня ширился круг учеников Гипатии, росло ее влияние в городе. Свидетельством тому является фрагмент письма Синесия, в котором тот, будучи хорошо осведомлен о положении и связях Гипатии, просит ее о помощи (учитывая ее знакомство с влиятельными горожанами из числа частных лиц и чиновников): “Власть неизменно находится в твоих руках, и ты долго еще будешь обладать ею и использовать во благо. Предаю твоим заботам Никея и Филолая, двух превосходных юношей, связанных узами родства. Постарайся найти им поддержку среди твоих друзей, как частных лиц, так и чиновников, чтобы они вновь смогли войти во владение своей собственностью” [126].
Сторонники Кирилла почувствовали опасность, которая заключалась в принадлежности официальных лиц города (decemprimi) - многие из которых занимали высокое положение в государственной и церковной иерархии [127] - к кругу Гипатии, в их преданности учителю. Вот что писал Сократ в “Historia Ecclesiastica” об особом статусе Гипатии: “Результат полученного образования - царственная открытость, ставшая ее достоянием, позволяла ей с достоинством вести разговор с первыми лицами города, ибо все высоко ценили ее” [128].
Итак, в Александрии, с одной стороны, существовал кружок Гипатии, состоявший из язычников-интеллектуалов (в основном александрийских неоплатоников) и христианской городской элиты (включая представителя христианской государственной власти Ореста). С другой стороны - ригорист Кирилл и его сторонники. Назревал конфликт. Его непосредственной причиной стали события, происходившие вокруг иудейской общины за несколько дней до празднования Пасхи.
P.S. Отсюда интеллектуалы, не желающие быть разорванными невежественной и религиозной толпой, должны тратить некоторую толику усилий на просвещение оной и её освобождение от религии. На языке русской разночинной интеллигенции 19 века это называлось "долг перед народом" и интерпретировалось в терминах разумного эгоизма: если сын таганрогского лавочника, одолев массу препон, окончил университет и стал Чеховым, то ему стоит потрудиться для расчистки препон следующим идущим по этому пути – в обществе будет меньше лавочников, порющих детей по субботам (см. об этом у Гаспарова).
А утончённым интеллигентам, - физикам, математикам, эволюционным биологам следует особенно стараться "на ниве Просвещения". Их теории особо трудны для понимания и общество их будет поддерживать лишь при условии уважения к науке вообще, при наличии представления, что истина есть, что истина важней преимущества и учёные именно ищут истину, а не пилят бабло.
Можно конечно занять гершензоновскую позицию, что надо благословлять эту власть, которая пулями, тюрьмами и штыками защищает от ярости народной, но обычно её а) хватает ненадолго и б) та имущественная, сословная и даже антропологическая грань между образованной публикой и народом целиком исчезла за 70 советских лет. Сейчас это дело личного выбора – быть невежественной массой или тянуться к знаниям, брезгливо отворачиваться от «быдла» и жить своей чистенькой жизнью или как – то помогать выбираться тем, кого 1991 год скинул вниз, одновременно прикрыв все лифты.
И, конечно, книгочеям надо изо всех сил бороться с такими предрассудками, как национализм и религия. В обществе, где живо национальное или религиозное чувство масс, существенно вероятность быть растерзанным толпой или как минимум быть вытесненным / изгнанным за учёные занятия и советы общего характера.
Как пример, - другой рассказ той же истории про Гипатию, советского времени, где расставлены все точки над i, и нет той ложной нейтральности, как в рассказе К.Фили (природа которой вполне понятна из той же «гершензоновской» позиции).